Сработало. Он смотрел филиппинцу в глаза, пока тот не спрятал нож. Потом Чонгор указал на сумку и поманил пальцем. Филиппинец досадливо вздохнул, снял ее с плеча и подтолкнул вперед по полу каюты. Чонгор подхватил свое добро, посторонился и выпустил воришку.
Спустя полминуты мореходы, приняв предложение отвезти их на берег, сидели в одной из лодок, а еще через полминуты стояли на суше, препираясь с лодочником, который старательно изображал возмущение тем, что его услуги сочли бесплатными. Беседа не клеилась, пока Юйся (а она, едва выбравшись из лодки, то прыгала по берегу, словно испытывая его на прочность, то падала на колени и целовала землю) не уловила немного знакомый ей фуцзяньский диалект. Она вскочила, подбежала и попробовала завязать разговор, старательно артикулируя губами с налипшим на них песком. Чонгор видел, что лодочник и Юйся понимают друг друга не очень, но кое-как справляются. Марлон, который до сих пор лежал, раскинувшись морской звездой, и вопил от радости, привстал, навострил уши, однако, похоже, понял не больше Чонгора.
Чонгор отошел немного в сторону, чтобы убрать подальше с глаз капитана сумку, опустил ее на песок и расстегнул, присев на колени.
Сверху упала тень. Рядом стояла девочка лет восьми с малышом, которого придерживала на боку, и с интересом наблюдала. Чонгор просунул руку в лямку, поднялся, устроил сумку повыше и открыл. Девочка зашла с другого бока, привстала на цыпочки, вытянула шею, а малыш ухватился обслюнявленной ручонкой за край сумки и потащил вниз, словно помогая сестре удовлетворить ее любопытство. Безвыходная ситуация: не мог же Чонгор отпихнуть чужого ребенка. Хотя еще больше он не хотел, чтобы кто-то увидел, сколько у него с собой денег.
В главное отделение сумки упал свет. В ней не было ничего, кроме нескольких разрозненных купюр розового цвета. Все деньги исчезли.
Чонгор вспомнил воришку в каюте. И оттопыренные карманы. Потом посмотрел на замершую на отмели «Сел-аню». По судну бродили человек сто, на подходе было еще больше. Некоторые, прихватив все, что хотели, расплывались на лодках кто куда. Безвыходная ситуация. Даже если дать денег, чтобы отвезли на корабль, или догрести самому, а там как-то повлиять на всю эту толпу, в которой большинство вооружены в лучшем случае ножами, шансы застать на борту воришку с толстыми пачками банкнот крайне малы.
Чонгор заглянул в бумажник: куча венгерских денег и пара случайных евро.
Он посмотрел на Капитана, который по филиппинским стандартам выглядел почти стопроцентным азиатом. Как местные связаны с Китаем? Смутно представляют, что их предки явились оттуда много веков назад? Или постоянно катаются туда-обратно?
– Какие деньги он согласен принять? – спросил Чонгор Юйсю.
– Согласен на наши юани, – заверила она.
– А еще?
Юйся перевела, и Чонгор услышал, как Капитан сказал «доллары».
Девочка убедилась, что сумка не сулит никаких чудес, отцепила от нее ручонку малыша и побрела глазеть дальше. Чонгор медленно побрел к Юйсе, сунул руку во внутренний карман сумки и выудил гермопакет с вещами Питера, затем достал и раскрыл бумажник, сделанный из броневого нейлона. Там за пластиковым окошечком обнаружились водительские права штата Вашингтон, а в отделениях – также из прозрачного пластика – карточки и бумажки: страховое свидетельство, удостоверение избирателя и белый листок с напечатанными длинными строками случайных цифр, букв и знаков препинания – видимо, паролями. И ни одной фотографии Зулы, что лишь подтвердило нехорошие подозрения, которые Чонгор испытывал насчет Питера с самого начала. Кредитные и дебетовые карты. Две американские долларовые купюры и масса других, попестрее – их Чонгор в первый раз не распознал. Оказалось, канадские. Он испытывал странное чувство, держа в руках эту бережно сохраненную память о мертвом человеке здесь, в совершенно ином мире, на берегу Лусона.
Беседа стихла – Капитан не сводил глаз с бумажника.
Не упуская момента, Чонгор сказал Юйсе:
– Нам надо в какой-нибудь город, где есть гостиница, Интернет и откуда ходят автобусы, например, в Манилу. Есть такой поблизости? И как туда проще попасть – морем? По суше?
Время от времени в паре километров от берега проносились грузовики и над джунглями вырастали густые клубы коричневой пыли.
– Он не дурак, – заметила Юйся. – И так понятно, что он посоветует.
– Убеждай любыми словами. Лишь бы вывез.
У Юйси с лодочником появилась тема для беседы, Чонгор тем временем добрался до пакета Зулы и открыл бумажник. В него словно пальнули дробью разнообразных эмоций. Это был стыд за свое неджентльменское поведение. Ужас при мысли, что он копается в вещах мертвого человека. Дикий интерес ко всем сторонам ее жизни. Пронзительное ощущение потери, затем решимость поскорее выбраться и отыскать Зулу – вдруг она еще жива. Боязнь не найти денег и неуместное чувство благодарности: среди канадских банкнот разного достоинства обнаружилось несколько новеньких американских двадцаток.
– К югу на побережье есть город с гостиницей, куда приезжают туристы, – сообщила Юйся.
– Местные туристы? Филиппинцы?
– Говорит, только белые.
– Далеко?
– На его лодке в такую погоду часа три. Или можно пойти голосовать на дорогу.
Марлон поднялся и подошел ближе. Он был с головы до ног в песке и сиял. Все трое обменялись взглядами и согласились идти морем. Чонгор достал двадцатку из бумажника Зулы, помахал в воздухе и протянул лодочнику.
Тот явно остался доволен. И тем не менее…
– Он хочет больше, – проговорила Юйся ледяным тоном, по которому Чонгор понял, что его уже перехитрили и переторговали.
Тогда он взглянул на «Сел-аню», окруженную суденышками, которые были ничуть не хуже, чем у их знакомца.
– Скажи, дадим еще, когда довезет, – попросил Чонгор. – А не хочет, поинтересуйся, что будет, если я помашу двадцаткой вон тем людям.
– Почему ты платишь американскими деньгами? – полюбопытствовал Марлон.
Пока Юйся переводила, Чонгор показал ему пустую сумку, а в ответ на изумленный взгляд кивнул в сторону «Сел-ани»:
– Один из них меня обдурил.
Лодочник еще немного поспорил для порядка и пошел к морю, жестом приглашая за собой.
Судно оказалось внушительных размеров: метров двадцать в длину и около метра в самом широком месте корпуса, который в поперечном сечении напоминал букву V – борта поднимались вокруг пассажиров как стены. Похоже, в здешних краях считалось обязательным ставить на всё ходящее по морю по два балансира; на этой лодке балансиры – просто толстые жерди, – как и большая часть лодки, были выкрашены в синий цвет. Поперек корпуса тянулись еще три такие жерди, державшие балансиры. По ним с ловкостью канатоходцев носилась команда: юноша лет двадцати и мальчишка вдвое моложе. Они постоянно улыбались – веселые то ли от природы, то ли от выгодной сделки. Оба принялись за обычные матросские дела, а старшой сел на корму к мотору. Юйся, Марлон и Чонгор устроились посередине под синим навесом. Теперь, когда трудный торг был позади, их окружили почти невыносимым гостеприимством: младший усиленно потчевал водой и разноцветными сладкими напитками из потертых пластиковых бутылок, старший развел огонь в каменной жаровне и стал готовить рис.
Путешествие заняло не три, а скорее два часа, хотя большую часть они проделали под парусом. Как только отошли от мелководья и остальных лодок, облепивших «Сел-аню», капитан заглушил мотор и вместе с ребятами поднял парус, который выглядел не многим приличнее того, что состряпали Чонгор, Марлон и Юйся, однако тянул куда лучше, и вскоре лодка резво неслась вдоль берега.
Почти всю дорогу Чонгор прокручивал в голове стычку с филиппинцем в футболке «Селтикс», разбирая по косточкам свою глупость и составляя мысленный каталог упущенных возможностей изменить ситуацию и вернуть деньги.
Марлон, похоже, прочел его мысли, усмехнулся, протянул руку и похлопал по плечу:
– Все ништяк.
Чонгора, вроде бы слишком взрослого, чтобы всерьез относиться к такой поддержке от продвинутой молодежи, слова Марлона здорово ободрили.