Посреди этого кольца стояли трое. Зула не могла различить лиц, но по фигурам узнала Джонса, Абдул-Гафара и дядю Ричарда. И поняла, что они ее тоже видят.

Зулу охватило ребяческое желание поднять руку и помахать дяде, но стоявших внизу размыло пеленой слез. Она пристыженно повернулась спиной к дяде Ричарду и поплелась обратно в лагерь, не обращая внимания на подергивания цепи. Ершут приковал ее и оставил под деревом. Зула сидела, сжавшись в комок, и всхлипывала. Чудовищное положение дел, но лучшее, чем она заслуживала. Зула только что предала родного дядю, и тот попал во власть людей, которые точно убьют его, как только он им станет не нужен.

Соколова на мгновение охватил иррациональный страх, что он уже никогда не врежется в воду, но он подавил острое желание глянуть вниз. Поэтому летел, вытянув и крепко сведя ноги, чтобы гидравлический удар не пришелся еще и по яйцам. И тут внезапно – мощный толчок в ноги и оглушительный всплеск, мгновенно перебитый низким ритмичным гулом: прямо за спиной крутились винты грузового судна. Старая привычка подсказывала немедленно начинать грести, однако он был с лодыжек до шеи застегнут в оранжевый спасательный костюм, который и сам умел находить дорогу наверх. Соколов ждал. Его обвивала вспененная винтами ледяная вода.

Голова взмыла над поверхностью, он задышал, потом, чтобы сориентироваться, стал вращаться на месте, пока не увидел удаляющийся корабль: тот уже успел отойти на внушительное расстояние.

Справа Соколов разглядел то, что несколько секунд назад рассматривал с кормового подзора: медный отсвет на нижней кромке облаков – от города и, похоже, от первых лучей зари. Примерно в километре сверкали огни поярче и почетче – на крутом, поросшем деревьями склоне, который был усеян домами. Кое-где по нему тянулись широкие трассы, подсвеченные вывесками придорожных супермаркетов и закусочных.

В качестве ориентира Соколов выбрал знак KFC и поплыл к берегу.

Уверенность, с которой лодочник помогал скидывать трупы за борт в туманные воды Кинмена две недели назад, убедила Соколова, что с ним можно иметь дело. Соколов все думал, где Джордж Чоу его раздобыл, и даже выдвинул гипотезу, что это не первый попавшийся лодочник, каким его представили, а некто вроде местного спеца по улаживанию дел, который выполнял разнообразные поручения здешнего шпионского сообщества. Либо так, либо лодочник – клинический психопат, и Соколову следует опасаться его больше, чем кого-либо из встреченных за весь этот день.

В начале подобных дел часто кажется, будто карабкаешься в гору против ветра: всё против тебя, постоянно не везет, не складывается, не выходит. И вдруг после определенного момента все становится просто и идет именно так, как надо. Вот и сейчас. Удалось избавиться от привлекательной, но совершенно не вписывающейся в его жизнь Оливии. Он уже не в КНР, не в переполненном людьми Сямыне. Более того, ему помогает густой туман и энергичный лодочник: тот, если уж его смогли впечатлить или напугать трое захвативших судно вооруженных агентов, наверняка еще сильнее напуган и впечатлен человеком, который влетел на борт и расстрелял их из автомата. Соколов, очевидно, миновал переломный момент и не особо удивился тому, что уже вскоре влезал по веревочной лестнице в открытый люк на корме большого контейнеровоза, уходящего в Тихий океан. Он легко договорился с филиппинским экипажем, купив на последние деньги не только поездку, но даже отдельную койку. Следующие две недели стали для него своего рода отпуском на стальном пляже и кстати подвернувшейся возможностью отдохнуть и залечить мелкие раны, полученные в Сямыне. Лишь в последние несколько дней Соколов перестал валяться на койке: начал оттачивать падения и перекаты, чем изрядно развлекал экипаж.

Приливное течение тянуло параллельно берегу. Показался пляж, и Соколов стал энергично грести, насколько позволял спасательный костюм; смысла в плавучести костюма не было, но Соколов решил не снимать его, чтобы ненароком не умереть от гипотермии в двух шагах от суши. Солнце встанет еще не скоро, а когда встанет, сразу скроется за плотными облаками, однако небо определенно светлело, и на берегу стали проступать кое-какие детали: бревна, кострища и туалетная кабинка.

Продираясь сквозь густой лес бурых водорослей, он доплыл до места, где нащупал каменистое дно, и побрел к берегу – осторожно, чтобы не подвернуть ногу в необдуманной спешке. Когда воды было уже по колено, укрылся за бревном, на случай если за ним наблюдают из домов на склоне, и снял костюм, из-под которого вытащил одежду, уложенную в мусорный пакет. Затем полностью переоделся, сменив все, кроме носков и обуви, – их он повесил на шею. Костюм, если бросить его прямо тут, привлечет внимание, поэтому Соколов сунул его в пакет и закинул на плечо. Потом выбрался на берег и пошагал вдоль воды на юг. Он не представлял, где находится, однако грузовой корабль шел к югу: логично предположить, что портовые сооружения и ближайший крупный город находятся именно в том направлении.

У почти потухшего костра тесной кучкой дремали шестеро подростков обоего пола. Разбросанные вокруг пустые бутылки из-под пива и обертки от фастфуда давали вполне ясное представление о том, как они провели прошлый вечер. Им хватило ума заранее позаботиться о спальниках и одеялах на случай ночевки. Когда Соколов подошел поближе, один из подростков встал и неверной походкой удалился на достаточную, по его разумению, дистанцию, где можно вытащить член и отлить, не смутив женскую половину компании, если та вдруг не спит. Соколов с одобрением отметил, что в этом смысле мальчишка ведет себя предусмотрительно и постоянно оглядывается.

Когда Соколов был от него в нескольких шагах, тот все еще извергал на зависть крепкую юношескую струю. Подросток окинул незнакомца взглядом с ног до головы, но испуга не проявил – только настороженное любопытство. Он решил, что перед ним не бомж и не преступник.

– Что это за место? – спросил Соколов.

– Парк «Голден-Гарденс», – ответил подросток, наивно полагая, что Соколову это хоть что-то прояснит.

– Как название города?

– Сиэтл.

– Спасибо.

Когда Соколов уже проходил мимо, подросток полюбопытствовал:

– А ты, типа, с поезда спрыгнул?

Между пляжем и домами тянулось железнодорожное полотно.

– Типа, – подтвердил Соколов. Потом кивком указал на юг вдоль берега. – Автобус?

– Да. Иди в сторону яхтенной пристани.

– Спасибо. Хорошего дня.

– И тебе. Приятной прогулки, чувак.

– Моя задача – другая. Хотя спасибо. Удачно отлить.

День 19

План Оливии поскорей свалить из гостиницы и, не теряя вчерашнего темпа, взяться за дело во многом оказался до глупости наивным. Накануне она уснула прямо в одежде и кое-что не успела: например, сходить в душ, проверить почту и связаться с инспектором Фурнье, который любезно выслал ей полицейские отчеты. После того как ее разбудил звонок Шеймуса, Оливия взялась подгребать хвосты. Посещение душа прошло быстро и по плану. Все остальное – нет. Мимолетный, как ей представлялось, просмотр почты обернулся погружением в унылую трясину. Когда Оливия в первый раз подняла голову от писем, полутора часов как не бывало, а конца-края даже не просматривалось. Электронные письма, разосланные ею в начале операции, породили сеть тредов, в которых она теперь основательно увязла, а в ответах уже грозились устроить телефонное совещание в режиме конференц-связи. Поспешное бегство Оливии из сиэтлского офиса ФБР сбило с толку и рассердило ее коллег, которых теперь следовало соответственно ввести в курс дела и успокоить. При этом все они постепенно узнавали о расшифрованной записи с камер в доме Питера. Оливия видела, как известие распространяется по сети агентов через рассылку и начинается обсуждение, что делать дальше. Было субботнее утро, фэбээровцы строчили ответы с бровки футбольных площадок, где играли их дети. Письма с пометкой «не в офисе» метались туда-обратно, как шарики в пачинко. Источник видеозаписи представлялся до крайности необычным: ключ расшифровки раздобыли на Филиппинах в бумажнике мертвеца, сделал это венгр, который затем передал ключ через находящегося в Канаде американца, причем их контакт происходил на вымышленной планете. Оливии пришлось вмешиваться и разъяснять, что к чему.