Юйся пристроилась у стойки возле Шеймуса.

– Какие у вас теперь планы, ребята? – поинтересовался Шеймус, и хотя грамматически это было обращение ко всем, смотрел он на Юйсю.

Своевременный вопрос. Чонгор не имел ни малейшего представления о планах. Первым делом, очевидно, снять деньги. По крайней мере на авиабилет. Но билет куда? И как вообще Чонгор сможет легально свалить из этой страны? Последняя отметка в его паспорте – Шереметьево. Потом он незаконно въехал и выехал из Китая и проник на Филиппины. Даже не угадаешь, в каких преступлениях его теперь обвинят в Китае. Интересно, есть ли у Филиппин с Китаем договор об экстрадиции? А у Венгрии?

Ему оставалось тяготиться раздумьями да слушать, как Юйся устраивает Шеймусу допрос с пристрастием:

– Кто ты вообще такой?

– Я уже говорил, – с невинным видом отвечал Шеймус.

– Коп? Шпион?

– Секс-турист.

Юйся рассмеялась ему в лицо.

– Тебе надо в глушь похлеще этой – с тобой даже здесь никто не ляжет.

Эти слова показались Чонгору страшно грубыми. Он даже обернулся, чтобы посмотреть, действительно ли их произнесла Цянь Юйся.

А Шеймусу хоть бы хны.

– Ну ладно. Не секс-турист.

– Тогда почему ты спрашиваешь, какие у нас планы?

– По-моему, мы с вами немного сдружились, и я хочу быть уверен, что о вас позаботятся, вот и все.

– Тогда можешь позаботиться обо мне и вернуть меня домой.

Шеймус поморщился:

– О, это будет непросто. До недавнего времени я о вас почти ничего не знал.

Под недавним временем Шеймус имел в виду разговор, который они вели последний час: Чонгор не без помощи Юйси и Марлона дорассказал их историю.

– Ну и что? Теперь-то знаешь, – заявила Юйся как можно беззаботней, но Чонгор успел неплохо ее изучить и видел, что она встревожилась: взгляд – в сторону, лицо осунулось.

– Я знаю достаточно, чтобы предъявить вам длиннющий список обвинений, будь я китайским прокурором. – Тут Шеймус, похоже, заметил выражение на лице Юйси и испуганно взмахнул руками. – Я не говорю, что вам точно предъявят, а лишь хочу сказать: подумайте как следует, прежде чем рваться в Китай.

– Уж я-то не вернусь, – горько усмехнулся Марлон. – Это моя страна, я ее люблю, но обратно мне нельзя. – Он снова погрузился в денежные махинации.

– А ты, таинственный человек, можешь нам чем-нибудь помочь? – спросил Чонгор.

– В ближайшие полчаса вряд ли, – ответил Шеймус. – Сначала мне надо сделать как минимум один звонок по поводу нашего придурка с винтовкой. Еще я хочу присмотреть за Ждодом – он меня немного беспокоит. А вот потом попробую что-нибудь придумать. Вдруг это вы нам поможете?

– Кому это «нам» и чем, по-твоему, мы вдруг поможем?

– Хорошим парням – убить Джонса.

– Убить Джонса – зовите меня, – откликнулась Юйся, подняв руку, как школьница на уроке.

Чонгор, которого с детства учили быть осторожней в высказываниях, слова Шеймуса принял к сведению спокойно, однако спросил:

– А почему ты тревожишься за Ждода?

– Он перешел в режим боторики.

– То есть?

– Он идет домой. А дом у него в пяти тысячах миль.

– Что это значит? – поинтересовалась Юйся.

– Что у Ричарда Фортраста полетел комп или отвалился Интернет.

– Может, он просто задремал, – предположила Юйся.

– Либо пьет кофе с тем, кто звонил ему в дверь, и компьютер заснул. А самый прокачанный персонаж «Т’Эрры» тем временем бродит на автопилоте.

– И что ты станешь делать?

– Наверное, пойду с ним. Буду вроде эскорта у пьяного босса, который топает домой после ночи в баре.

– Разве ты не собирался куда-то звонить?

– Правительство Соединенных Штатов научило меня выполнять несколько дел одновременно.

– Бей врага его же оружием, – раздался на другом конце линии веселый голос с южнобостонским акцентом.

– Который час? – простонала Оливия.

– У тебя около пяти. Недурно. Кто рано встает…

– Что-то случилось?

– Так, кое-какие новости. Всего рассказать не могу из-за того, где нахожусь. Но я их разыскал. Мы даже потусовались. О, сколь многое произошло в волшебном мире «Т’Эрры», покуда вы почивали!

– Ты нашел их в реале. – Оливия села в кровати. Было еще темно, в окно пробивался свет ванкуверских фонарей. – Ты сейчас вместе с ними.

– Да. Благодаря филиппинским ВВС и услугам массы кое-чем обязанных мне людей.

– Великолепно. Я знала, что ты умнее, чем можно подумать, глядя на тебя и твои поступки.

– На самом деле я ровно такой балбес, как обо мне думают. Все решила четкая и прямая наводка.

– Ты поговорил с ними?

– В некотором смысле. Я услышал их историю. Та еще эпопея. Впрочем, не это сейчас важно.

– Тогда что, Шеймус?

– Там у тебя сегодня может закрутиться. Решил предупредить.

– В Ванкувере?

Пауза.

– Черт. Извини, забыл, что ты в Канаде.

– То есть… закрутится в Сиэтле?

– Возможно. Как результат последних событий. Мы добыли снимок одного из сиэтлских подручных Соколова. Через несколько дней после того, как произошло основное, он вломился в дом Питера и украл винтовку из оружейного сейфа.

– А какое это имеет отношение…

– Никакого.

– Вот и я так думаю.

– Для поисков Джонса – абсолютно ложный след.

– И стоило ради этого меня будить?

– Я думал, ты еще в Сиэтле, работаешь с местными фэбээровцами, – пояснил Шеймус, – и хотел предупредить…

– …что они займутся винтовкой.

– Да.

– И что расследование уйдет в сторону по ложному следу.

– Именно.

– Спасибо. Но так уж получилось, что у меня сегодня другие дела.

– Какие, например?

– Поеду в Принс-Джордж искать стратегически расположенные камеры наблюдения. И умолять их владельцев показать мне записи.

– Ну, веселой поездочки.

– А у тебя какие планы, Шеймус?

– Буду придумывать, что делать с этим бродячим цирком.

Зула не была склонна хоть в чем-то испытывать уважение к моджахедам, однако неохотно признавала: насчет разговоров в эфире они проявляют похвальную сдержанность. Видимо, срабатывал дарвиновский принцип отбора. Любой моджахед, нарушавший радиомолчание, стирался в пыль ударами беспилотников.

Болтовни по рации и по мобильным не было с ухода Джонса и трех его товарищей до тех самых пор, пока на холм не взобрались запыхавшиеся, но довольные Ершут и Джахандар. Тем временем все остальные, кроме Саида и Закира, ели, молились и собирали вещи. Последнее, похоже, отнимало у моджахедов массу душевных сил. Сцена напоминала самый типичный семейный отъезд в отпуск, какие только Зула видела в цивилизованном мире, но с оттенком поспешных сборов суданских беженцев. Не хватало лишь повизгивающих собак и плачущих младенцев. С кухни под деревом, где она мыла посуду и наводила порядок, было очень удобно наблюдать, как сборы переходят в перебранку и в итоге в расстановку новых приоритетов. Вопрос сводился к следующему: что, если считать по весу, убьет наибольшее количество людей? В конце концов самыми эффективными были признаны бруски пластиковой взрывчатки. Над оружием раздумывали также очень серьезно. Над боеприпасами – чуть менее: видимо, рассчитывали как следует затариться в Штатах. Зула сочла это вполне разумным. Если заряды не совсем уж нестандартные, найти их не составит труда в любом спортивном универмаге. Пули, поскольку сделаны из свинца, – штуки тяжелые. В основном о тяжести моджахеды, видимо, и думали, когда приподнимали рюкзаки и смотрели вдаль, прикидывая, каково таскать такой груз вверх-вниз по горам в течение нескольких дней.

Еще один новый признак нелепого и омерзительного ей самой эмоционального участия: она всерьез беспокоилась – вдруг не успеют собраться вовремя? Стокгольмский синдром Зула вроде бы еще не заработала, но уже начала понимать, откуда он берется.

Так или иначе, когда Ершут и Джахандар добрели до лагеря, багаж был уложен лишь на семьдесят пять процентов. Их бешеного возмущения хватило, чтобы оставшуюся четверть упаковали стремительно. Тем не менее на это ушло еще минут пятнадцать, в которые Зулу – другого слова не подберешь – предъявили. Роль ключника исполнял Ершут. Он открыл замок, крепивший цепь к дереву, и повел Зулу на этом длинном тяжеленном поводке вниз по склону. Немного ниже лагеря над верхним краем дощатого завала из земли торчала гранитная глыба размером с двухэтажный дом. С нее почти целиком просматривалась долина, откуда сама скала тоже была хорошо заметна. Зула видела почти всю речку Блю-Форк: та начиналась среди каменистых заснеженных склонов в нескольких милях к югу, то есть слева, бежала прямо внизу среди скал хребта Байонет и сливалась с Уайт-Форком справа у шлосса. Гора, из которой торчала глыба, довольно густо поросла деревьями, однако если правильно выбрать место, можно хорошо рассмотреть дорогу и кольцо, которым она заканчивалась.